Из жизни карамели  - Виктория Платова

Лягушки поквакивали и смотрели на кровать красными немигающими глазами.

Чего им надо-то? Чего надо? – с тоской подумал Рыба.

И в ту же секунду в его голове раздались знакомое до боли покашливание и постукивание пальцем по микрофону.

Господин Володарский, отец родной, только тебя и не хватало!

– Выглядит полным идиотом, – сказал господин Володарский.

– Кто? – не понял Рыба.

– «Выглядит полным идиотом» – это дословный перевод. Вы! Вы выглядите полным идиотом в их глазах.

– Чьих?

– Лягушачьих. Дальше переводить или не стоит?

– Валяйте, – обреченным голосом произнес Рыба.

– Это другой мужчина, но совсем не другой шанс. Этот – еще хуже, чем все остальные.

– Чем кто?

– Чем все остальные. Переводить?

– Да.

– Неужели он больше не вернется в каком угодно обличье?

– Кто? – снова высунулся Рыба.

– Не мешайте работать! – прикрикнул Володарский и продолжил перевод:

«Он должен вернуться. Мы ждем уже столько десятилетий, поколение сменяется поколением, а мы все ждем и ждем».

«Но это не он!»

«А фраза на французском? Никто ее не говорил до этого идиота».

«Вы уверены, что это именно та фраза, которая должна быть произнесена?»

«Нет. Но по смыслу она подходит, как никакая другая».

«Это не он».

«А если все же он?»

Синхронист-переводчик Володарский ненадолго замолчал, посапывая и покашливая одновременно, а потом обратился непосредственно к Рыбе:

– Ну вот, кое-что проясняется. Вы попали, уважаемый. Эти твари ждут генерала де Голля.

– Кого? – мысленно разинул варежку Рыба.

– Генерала де Голля. Героя войны и первого президента Пятой республики. Когда-то он ночевал здесь. В этой комнате, в этой кровати. И так поразил коллективный разум предков этих тварей, что с тех пор они ждут его второго пришествия.

– А зачем?

– Откуда же мне знать – зачем?

– А они… лягухи то есть… не говорят зачем?

– Нет.

– А Генерал… Де Голль то есть… Он ведь давно умер, так?

– Да. Умер он давненько. Году эдак в семидесятом прошлого столетия.

– И зачем тогда ждать того, кто умер?

– Возможно, их интересует новая реинкарнация Генерала.

– И что они с ней будут делать?

– Послушайте, уважаемый, – господин Володарский стал выказывать первые признаки недовольства, – откуда же я могу знать зачем? Возможно, они хотят, чтобы Генерал возглавил их крестовый поход против человечества…

– Это уже точно известно?

– Это мои предположения. В порядке бреда, конечно. В порядке юмора.

Рыба стал судорожно соображать, говорилось ли что-либо о лягушачьей экспансии за вчерашним вечерним коктейлем. Вроде бы нет, но черт его знает…

– А у лягушек есть жабры?

– У некоторых земноводных есть, насколько мне известно, – немного подумав, сказал всезнайка Володарский. – Но насчет этого конкретного вида ничего определенного сказать не могу.

Вот оно! Что, если люди с жабрами – не плод воображения болгарской прорицательницы Ванги, а надвигающаяся мрачная реальность, в которой ему, Рыбе-Молоту, отведена не последняя роль? И именно он станет родоначальником вида?! Красноглазые лягухи прикинутся царевнами, вотрутся в доверие к Рыбе, и он по-простецки удовлетворит их. В положенный срок лягухи отметают икру с человеческой начинкой – и пошло-поехало!.. От столь чудовищной перспективы Рыбу прошиб холодный пот, а левая половина ягодицы намертво приклеилась к правой.

– Вот гадины! – пожаловался он синхронисту-переводчику. – А я-то, наивный, думал, что они – царевны.

– Дешевые мужские стереотипы, – резюмировал Володарский. – Они не царевны. Они – голлистки.

– Я и сам вижу, что они голые совсем. Волосатая проехидна из влажных горных лесов Новой Гвинеи намного симпатичнее…

– Святая простота! «Голлистки» означает – сторонницы генерала де Голля. Это же азбучная истина. Знания первого порядка.

– Учту. А вы вправду думаете, что я – новая реинкарнация Генерала?

– Даже в страшном сне не мог бы себе этого представить.

– Все правильно, – немедленно согласился с Володарским Рыба. – Если уж на то пошло, то я не реинкарнация де Голля, а реинкарнация Будды…

– М-дяя… Тяжелый случай, – вздохнул господин Володарский и отключил микрофон.

Оставшись в полном одиночестве и лишенный какой бы то ни было интеллектуальной поддержки, Рыба решил пойти напролом. Он соскочил с кровати Генерала (лягушки отреагировали на это кваканьем и синхронным раздуванием горла), подхватил найденный вчера ночью телефон и футболку с трениками и, крикнув напоследок что-то вроде:

Le fric met les voiles! [31]

выскочил из комнаты. И плотно прикрыл за собой дверь.

Погони не последовало.

Зато Рыба сразу же окунулся в неприятные для большинства членов делегации итоги прошедшей ночи. Оказывается, панибратцевские отпрыски и не думали спать. Под покровом темноты они проникли в комнаты взрослых – и:

– срезали ножницами полбороды отцу Пафнутию;

– вымазали невесть где раздобытым птичьим пометом лицо Нинели Константиновны;

– подожгли шерстяной покров на ногах егеря Михея;

– стащили шиньон, бандаж и бируши у Мари-Анж;

– побрили ротвейлера;

– покрасили бультерьера краской «Сияющий каштан», найденной в дорожном бауле Нинели Константиновны;

– заткнули ноздри семейного доктора Дягилева тампонами «Tampax», найденными в дорожном бауле Мари-Анж, – и тот едва не задохнулся.

Кроме того, малолетние исчадия ада втащили одного из буйволов в столовую, и тот нагадил прямо на паркет.

– А тебя почему-то не тронули, рыбонька, – сказала Рыбе Нинель Константиновна. – Почему?

– Понятия не имею. – Рыба старался не смотреть на полиловевшее от разъедающего воздействия гуано лицо воспитательницы.

– Ты, наверное, дверь запер. И окна.

– Вроде бы запер, – соврал Рыба.

– Подозрительно, очень подозрительно…

– Запер. Точно!

– Они бы открыли, если бы захотели.

– Видимо, не захотели.

– Странная избирательность, ты не находишь?